Сергей Лукьяненко - Глубина [сборник]
— Столько условий… — Чингиз кивнул. — Столько условий и одно лето на всех.
За нашей спиной раздался всхлип. Я обернулся.
Падла стоял у стены и утирал слезы грязным носовым платком.
— Чингиз… — Он трубно высморкался. — Чингиз, спой еще разок про лето? А? Я не все запомнил. Как там… «малиной во рту», «я буду долго гнать велосипед»…
— Сволочь ты бессердечная, — огрызнулся Чингиз. — Бессердечная и неромантичная.
— Я? Я за папиросой спустился. А ты ее уже скурил. Но я тебе все прощу, Чингиз. Ты только еще про лето… Слушай, а про весну так же можешь?
— Не могу. Весна — это промежуток между зимой и летом, она не самодостаточна.
— А говоришь, что я не романтичен, — вздохнул Падла. — Ладно… замяли. Ты только не забудь, поэт, тебе сейчас на разборки ехать.
— Сколько раз я тебе говорил, что на разборки не езжу! Это деловые переговоры!
— Да какая разница, как назвать? — Падла подмигнул мне. — Сигарет оставь и езжай. Ствол только не забудь почистить…
Чингиз посмотрел на меня:
— Веришь, что я однажды выставлю этого типа из дома?
— Нет. — Я покачал головой.
— Вот и он не верит. Ладно… шутки шутками… Откуда пойдешь в глубину, Леонид? Пат не в счет, значит, свободная машина есть. А канал у меня хороший.
— Лучше я от себя. Привычнее.
— Хорошо. Приходи в восемь.
Чингиз вышел из кухни. Прикорнувший под столом ретривер поднялся, потоптался на месте, глядя то вслед хозяину, то на нас.
Количество перевесило качество. Байт испустил почти человеческий вздох и улегся обратно.
— Находит на него порой, — весело сказал Падла. — Романтик фигов… Тут, главное, выслушать и вовремя съязвить. А то ведь не выживет в своем бизнесе. Расскажет деловому партнеру о несовершенстве мироздания, о красоте, скрытой в серых камнях, об уходящем лете, о том, как горько кричит птица, заблудившись в ночном беззвездном небе… И поставит кто-нибудь галочку в уме — «Чингиз слабеет». И все. Оцеола промахнулся. Или Акела промахнулся? Кто там был вожаком стаи, а кто вождем семинолов?
— Акела.
— Что — Акела?
— Акела промахнулся.
— Не врешь? — подозрительно спросил Падла. — Давно Киплинга не перечитывал…
— Теперь не промахнется? — поинтересовался я.
— Теперь… теперь, скорее, загрызет кого-нибудь. Чингиз на работе, и Чингиз в кругу друзей — разные люди. С первым я, слава всевышнему, почти не знаком.
11
deep
Ввод.
Цветная метель…
Почти для всех дип-программа ассоциируется со снегом. С теплым, цветным, но все-таки со снегом. Но теперь Дибенко готов подарить миру вечное лето.
Почему же оно кажется мне снежной пустыней?
Я не прав. Нет… не то. Я не вправе. Не вправе решать за других. Если даже для Чингиза «Искусственная натура» — обольстительный искус… то что говорить про других? Про паренька из провинции, который остается на ночь на работе, запертым на ключ, лишь бы влезть через чахлую линию в глубину, без всякого комбинезона и шлема… лишь бы оказаться под небом Диптауна, вдоволь наиграться на эльфийских пространствах, забежать в дешевый бордель и посетить недоступный в жизни ресторан… Что говорить о прикованном к креслу инвалиде, для которого глубина — единственный шанс ступить собственными ногами пусть по нарисованной, но такой настоящей траве. Что говорить о всех несчастных, тоскующих, измученных, уставших, разочарованных?
Глубина…
Танец, танец теплых снежинок. Затягивающий в темноту водоворот. Калейдоскоп, фейерверк…
Свет.
Стою в своем гостиничном номере. Все нормально. На кровати — Протей и мотоциклист. Усталые старые куклы…
Ты придешь ко мне, Темный Дайвер. Придешь, и мы поговорим.
Проверяю карманы. Вот подаренный Дибенко пистолет.
Значит, к разговору я готов.
А вот и пейджер с мигающим огоньком. Ну… наконец-то Дик проявился…
Видно, сильно сдали нервы от прорвавшегося вслед за нами Императора…
Самого Дика в глубине нет, он оставил сообщение на пейджере.
Включаю прием, и появляется изображение.
Вот те раз… Мы редко знаем друг друга в лицо.
— Привет, Леонид.
А он и впрямь старик. Черт возьми. Ему за пятьдесят. Точнее не определю. У меня было слишком мало знакомых чернокожих.
Ну никогда я не предполагал, что Крейзи Тоссер — негр!
— У меня совсем мало времени, — говорит Крейзи. Пытается улыбнуться. В лице — боль. Он лежит, и вокруг суетятся какие-то тени. — Я выпросил… одну минуту. Ничего. В наше время от первого инфаркта не умирают. Верно?
— Верно, Дик, — говорю я, хоть он и не может меня слышать, его давно увезли в больницу, над ним сейчас колдуют врачи и сиделки, и я верю, что все будет нормально, Ричард обеспеченный человек, американская медицина не чета нашей, и все обязательно будет хорошо, не может не быть…
— Дочка отправит тебе письмо… а со мной все будет хорошо. Нервы сдали, Леонид. Старый я стал. Старый и глупый. Ничего…
Дик смотрит куда-то в сторону, едва заметно кивает. Его торопят. Не знаю уж, что он сказал, что соврал, чтобы ему позволили наговорить перед камерой это сообщение. Что-нибудь о важном контракте, о сделке в миллион долларов, наверное…
— Я верю, что ты дошел. И что все сделаешь, как надо, тоже верю. Удачи тебе… дайвер. Поработай и за меня… слабонервного глупца. Удачи.
Изображение исчезает.
Такие дела… такие дела.
Я вспоминаю, как изменилось лицо Дика, когда Император спросил «кто вы».
Вот такой зарождающийся искусственный интеллект. Вот такой прогресс. Убивает, во всяком случае, почти по-настоящему.
Нет, я не думаю, что Император ударил Крейзи Тоссера чем-то вроде оружия третьего поколения. Скорее, тут действительно виноваты нервы. Напряжение, усталость… и больное сердце.
И все-таки сотворенная Дибенко жизнь уже готова убивать.
Открываю дверь. Осторожно выглядываю в коридор, выхожу, запираю.
Пока спускаюсь по лестнице, кидаю на пейджер Дибенко просьбу о встрече. Не люблю ждать. Поэтому, наверное, и приходится вечно этим заниматься.
Только поймать такси в Диптауне никогда не проблема. Едва поднимаю руку, как притормаживает машина. Водитель — молодой панк с гребешком цветных волос на голове и в рваной куртке на голое тело. Кажется, программа. Называю адрес и раскидываюсь на заднем сиденье.
Сегодня на улицах постоянные пробки. Такси еле ползет. Минуем Виртуальную площадь, потом машина сворачивает куда-то в китайский квартал.
— Так будет быстрее? — интересуюсь у водителя.
Чайна-таун появился в глубине недавно. Китай очень долго не желал входить в общую виртуальность. Но все-таки и их проняло…
Теперь квартал стремительно разрастается, раздвигая Диптаун вокруг себя. Пространства в виртуальности — сколько угодно. Наверное, китайцам это нравится.
— Быстрее, — говорит водитель.
— Уверен? Смена маршрутизации…
— Уверен.
И тут манера ответа перестает мне нравиться.
Я смотрю в крепкий, бритый затылок. Прокручиваю в памяти короткий разговор.
Программы-водители изначально вежливы. Лаконичным до грубости умеет быть лишь человек.
Додумывать не успеваю. Что-то вопит внутри — инстинкты, чутье, интуиция.
В следующий миг я прикладываю к затылку водителя ствол пистолета. Мягко, но ощутимо.
— Останови машину!
Цветные фонарики над лавками. Бумажный дракон в сочно-синем небе. Улыбающиеся, все сплошь улыбающиеся, лица прохожих.
— Машину, — повторяет водитель. И начинает набирать скорость.
Это не программа! Я отдал приказ и не получил ни отказа в выполнении, ни послушания. Только человеку дано лгать и тянуть время.
— Парень, ты пожалеешь. У меня оружие третьего поколения.
Водитель поворачивает голову. Улыбается.
У меня перехватывает дыхание — он смотрит на меня, но продолжает мчаться по улице, продолжает рулить.
— Правда? И что с того?
Со мной не может случиться ничего страшного. Не должно. Я в виртуальности, черт возьми, и самая большая из возможных неприятностей…
Самая большая — смерть.
Толчок, глухой удар о капот — чье-то тело отлетает к обочине. Крики. Ничего страшного, конечно, у человека сработает выход по недопустимо сильному физическому воздействию. В Диптауне можно было сделать любые столкновения абсолютно безопасными, человек мог бы встать, отряхнуться и пойти дальше. Но тогда, рано или поздно, он мог бы шагнуть на реальную дорогу, не боясь несущихся машин…
Водитель, даже не оборачиваясь, начинает хохотать. Он не мог не понять, что произошло… и он смеется.
— Останови! — повторяю я.
